Сергей Кремлёв – постоянный автор «Посольского приказа» и автор многих книг о прошлом и настоящем России, давно занимается исследованием эпохи Сталина, а в последнее время подготовил к печати капитальный труд о В.И. Ленине: «Ленин: Спаситель и Создатель».

Тщательному, на основе анализа достоверных документов, разоблачению лжи о «пломбированном вагоне», в котором возвращался Ленин в Россию весной 1917 года, в книге Сергея Кремлёва посвящены целых три главы. С разрешения автора, «Посольский приказ» знакомит с ними своих читателей. Сегодня мы публикуем следующие главы...

ПРОШЛА всего неделя с того дня, как до Цюриха дошли первые газетные вести о революции в России, а Ленин не находит себе места от нетерпения «доскакать» до Петрограда. План сменяется планом, к поискам выхода подключается Яков Ганецкий-Фюрстенберг (1879—1937)…

Ганецкий начинал как польский социал-демократ, один из основателей Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ), на V съезде РСДРП был избран членом ЦК, сблизился с большевиками, в 1917 году стал членом Заграничного бюро ЦК РСДРП(б). Находясь в Скандинавии (то в Христиании-Осло, то в Стокгольме), Ганецкий являлся «передаточным звеном» между большевиками в Швейцарии и в России, пересылая в оба конца письма и прессу, а в Питер – после Февраля – ещё и рукописи ленинских статей в возобновлённую «Правду».

Фальсификаторы аттестуют Ганецкого как якобы посредника между Лениным и «германским генштабом», «забывая», что Ганецкий, действительно был одним из тех, кто занимался «германским» вариантом вполне открыто, прорабатывал по поручению Ленина и «английский» вариант, о чём чуть позднее будет сказано.

«…Дядя желает получить подробные сведения. Официальный путь для отдельных лиц неприемлем. Пишите срочно Варшавскому. Клузвег, 8»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 408}.

«Дядя» – это сам Ленин, а «Варшавский» – польский политэмигрант М.Г. Бронский. В тот же день Ленин пишет также Арманд, и в этом послании есть, в частности, существенные для нас строки:

«…Вале сказали, что через Англию вообще нельзя (в английском посольстве).

Вот если ни Англия, ни Германия ни за что не пустят!!!. А ведь это возможно»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 409}.

Это надо понимать так, что Валентина Сергеевна Сафарова (урождённая Мартошкина), о которой Ленин писал Арманд 19 марта, выполнила-таки просьбу Ильича и почву в английском посольстве прозондировала (применительно, естественно, к себе, а не к Ленину).

Но, как видим, безуспешно.

Через пару недель Валентина Сафарова вместе с мужем, будущим троцкистом Георгием Сафаровым, выедет в Россию вместе с Лениным, Крупской, Арманд, с поминаемыми Лениным в письме от 19 марта Анной Константинóвич, Абрамом Сковно и другими в том самом пресловутом «пломбированном» вагоне…

А пока всё ещё висит в воздухе, и не ясно, в каком точно – в туманном лондонском, или в весеннем берлинском?

НА ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ зондаж – в Лондоне и Берлине, уходит несколько дней, и Ленин на время возвращается к текущим делам, в частности, работает над «Письмами из далека» и отправляет их в «Правду».

Наконец, 28 марта от Ганецкого из Стокгольма приходят первые известия, и они не очень утешительны. В ответ Ленин отправляет Ганецкому следующую телеграмму (заметим, вполне открыто!):

«Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 417}.

Однако «временный» министр иностранных дел Милюков заинтересован в приезде Ленина не более чем лондонский Форин-офис.

Тем не менее, Ленин предпринимает новую попытку, и в последних числах марта направляет Ганецкому целый меморандум, который мне придётся привести тоже полностью – ни одного слова в нём нельзя выбросить без утраты полноты смысла:

«Прошу сообщить мне по возможности подробно, во 1-х, согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии, РСДРП (Центральный Комитет), на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им, Platten`ом, вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена. Вагон этот пользуется правом экстерриториальности; (в) из гавани в Англии Платтен везёт группу пароходом любой нейтральной страны, получая право известить все страны о времени отхода этого специального парохода; (г) за проезд по железной дороге Платтен платит по тарифу, по числу занятых мест; (д) английское правительство обязуется не препятствовать нанятию и отплытию специального парохода русских политических эмигрантов и не задерживать парохода в Англии, дав возможность проехать быстрейшим путём.

Во 2-х, в случае согласия, какие гарантии исполнения этих условий даст Англия, и не возражает ли она против опубликования этих условий.

В случае телеграфного запроса в Лондон мы берём на себя расходы на телеграмму с оплаченным ответом»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 417-418}.

Фактически, это был план, который позднее реализовался на тех же, по сути, условиях, уже не в «английском», а в германском» варианте при участии того же Платтена – швейцарского левого социал-демократа, сотрудничавшего с Лениным после Циммервальдской и Кинтальской конференций интернационалистов.

Ну, какой же, простите, подлой сволочью надо быть, чтобы при наличии такого документа смущать мозги извращением правды о германском «пломбированном» вагоне! Ведь из приведённого выше текста предельно ясно, что германский «пломбированный» вагон возник исключительно потому, что Лондон не согласился на английский вариант «пломбированного» вагона!!!

«Разоблачитель» «Николая» Ленина – Николай Стариков, в упомянутой ранее книге «анализирует» описанные выше коллизии, то и дело передёргивая факты и даты, пошло ёрничая и безбожно завираясь… Но, уделив «анализу» два десятка страниц со 126-й по 146-ю, и выдавая явное (уже тогда) за тайное, о приведённом выше документе помалкивает.

И понятно почему!

ОДНАКО почти сразу же после отправки меморандума Ленин шлёт 30 марта Ганецкому из Цюриха в Стокгольм телеграмму (отнюдь не шифрованную):

«Ваш план неприемлем. Англия никогда меня не пропустит, скорее интернирует. Милюков надует. Единственная надежда – пошлите кого-нибудь в Петроград, добейтесь через Совет рабочих депутатов обмена на интернированных немцев. Телеграфируйте.

Ульянов»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 418}

Чем была вызвана эта телеграмма? Судя по всему, некой неутешительной для Ленина вестью из Англии, о которой чуть позже. Итак, с английским «пломбированным» вагоном ничего не получалось, а ситуация в России всё более требовала контроля. И в тот же день 30 марта 1917 года Ленин пишет Ганецкому – как связному между ним и Питером, огромное письмо. Оно было, фактически, инструктивным и практически всё посвящалось вопросам работы партии в России.

Ленин уже разобрался в ситуации и теперь передавал через Ганецкого в Питер те директивы и разъяснения, которых от него в первые дни после Февраля так простодушно добивалась Коллонтай. Не имея возможности подробно цитировать очень объёмное письмо, приведу оттуда пару строк:

«…Надо очень популярно, очень ясно, без учёных слов, излагать рабочим и солдатам, что свергать надо не только Вильгельма, но и королей английского и итальянского. Это во-первых. А второе г л а в н о е – свергать надо буржуазные правительства и начать с России…

…Условия в Питере архитрудные… Нашу партию хотят залить помоями и грязью…Доверять ни Чхеидзе с К0, ни Суханову, ни Стеклову и пр. нельзя…»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 422-423}.

Наиболее же важно знать нам начало ленинского письма Ганецкому от 30 марта, касающееся отъезда:

«Дорогой товарищ! От всей души благодарю за хлопоты и помощь. Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю «Колокола» я, конечно, не могу. Сегодня я телеграфировал Вам, что единственная надежда вырваться отсюда, это – обмен швейцарских эмигрантов на немецких интернированных…»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 418}.

Тут мне придётся временно прервать цитату, чтобы кое-что пояснить…

Упомянутый Лениным издатель «Колокола» – как раз тот самый Парвус-Гельфанд, которого разного рода стариковы и К0 приплетают к истории с «пломбированным» вагоном (в «германском» варианте) и с «германским золотом».

Парвус был действительно разнообразно грязен, но Ленин ещё в ноябре 1915 году в статье «У последней черты» охарактеризовал издававшийся Парвусом журнал «Die Glocke» («Колокол») как «орган ренегатства и грязного лакейства в Германии» . Там же Ильич писал и так: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь… до последней черты… Господин Парвус имеет настолько медный лоб…» и т.д.

{В.И. Ленин. ПСС, т. 27, стр. 82-83}.

Между прочим, это Парвус выдвинул теорию «перманентной революции», а Троцкий лишь взял её на вооружение. Личностью Парвус был ловкой, мог, как говорится, в душу без мыла влезть, и подкатился он к Ганецкому явно не без умысла, в целях провокации.

Ленин на неё, конечно, не поддался.

Вернёмся, однако, к письму Ганецкому от 30 марта, которое Ленин, развёрнуто разъясняя смысл последней телеграммы, продолжал так:

«Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще, ни Мартова и его друзей, ни Натансона (старый народник, позднее левый эсер, – С.К.) и его друзей. Чернова англичане вернули во Францию, хотя он имел все бумаги для проезда!! Ясно, что злейшего врага хуже английских империалистов русская пролетарская революция не имеет. Ясно, что приказчик англо-французского империалистического капитала Милюков (и К0) способны пойти на в с ё, на обман, на предательство, на всё, чтобы помешать интернационалистам вернуться в Россию. Малейшая доверчивость в этом отношении и к Милюкову и к Керенскому (пустому болтуну, агенту империалистской буржуазии по его объективной роли) была бы прямо губительна для рабочего движения и для нашей партии…»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 418-419}.

Итак, англичане завернули назад во Францию даже эсера Чернова! Для Ленина это было вполне понятной причиной для отказа от попытки ехать через Англию. Ведь не проехал даже Чернов! Со всеми «выправленными» в «союзном» Париже бумагами…

Впрочем, ничего особо удивительного здесь не было. На первый взгляд, Чернов – не Ленин. Чернов – «оборонец», он за войну «до победного конца», но…

Но Чернов популярен среди русского крестьянства, то есть он – политический конкурент петроградских креатур Лондона – Милюкова, Гучкова, Некрасова и т.д. Выходит, для англичан и Чернов в Питере неудобен.

Если маршрут через Англию невозможен для эсера-«оборонца» Чернова, то что говорить о большевике-«пораженце» Ульянове!? Чернова просто не пропустили, Ленина же наверняка арестовали бы – «англичанка», она ведь «завсегда гадит»…

«Английский» вариант отпал. Бритты не только коварны, но ещё и думать умеют. Зачем им помогать Ленину сохранить белизну политических одежд, если их так просто испачкать в «тевтонской» грязи!?

Временное правительство на телеграммы из Швейцарии не реагировало, ? {?В.И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 120} явно не желая содействовать возвращению Ленина в Россию. А историческое время – в отличие от «временных» – не ждало.

Что оставалось делать Ленину?

Ведь всё более становилась реальной опасность того, что Ленин в разгар российских событий застрянет на нейтральном швейцарском «обитаемом островке» посреди «океана» европейской войны…

Можно ли было мириться с этим?

Между прочим, тогда возникали даже такие проекты выезда большевиков (точнее – большевичек), как фиктивное замужество с кем-то из швейцарцев для получения швейцарского паспорта. И Ленин, рекомендуя большевичке С. Равич («Ольге»)для этой цели меньшевика П.Б. Аксельрода, получившего швейцарское гражданство, писал 27 марта «Ольге»: «Ваш план замужества мне кажется весьма разумным и я буду стоять (в ЦК) за выдачу Вам 100 frs: 50 frs в зубы адвокату и 50 frs «удобному старичку» за женитьбу на Вас! Ей-ей!! Иметь право въезда и в Германию, и в Россию! Ура! Вы придумали чудесно!»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 416}.

Как, надо полагать, завидовал Ленин «невесте»!

Если бы тогда в Европе уже были легализованы однополые браки, вдрызг и напрочь «красный» во всех отношениях Ленин даже за какого-нибудь «голубого» мог бы, наверное, на пару недель «выскочить» – лишь бы получить заветный «нейтральный» швейцарский паспорт, «вскрывавший» все границы…

И ВДРУГ неожиданно нашёлся-таки «удобный» швейцарский «старичок» и для Ленина… Собственно, тогда он старичком ещё не был, имея в 1917 году тридцать шесть лет отроду, и в «мужья» Ильичу не набивался. Однако в Швейцарии имел определённый вес и помочь Ленину с отъездом мог. Речь – об известном читателю секретаре Социал-демократической партии Швейцарии Роберте Гримме…

Напоминаю: Гримм был не только социалистом-центристом, но и национальным советником, то есть – членом швейцарского парламента. И вот он предлагает Ленину помощь в деле немедленного проезда в Россию через Германию! Причём – проезда не только Ленина с большевиками, но и Мартова с меньшевиками, и эсеров…

Что ж, это было очень кстати, надо признать… Дело, наконец, стронулось с «мёртвой» точки…

Но подчеркну, что, вопреки таинственным намёкам стариковых на то, чего не ведает никто, всё, произошедшее в первые дни апреля 1917 года в Швейцарии после инициативы Гримма совершалось при свете широчайшей, так сказать, гласности.

Да и могло ли быть иначе?! Ленин, сразу поняв, что дело у Гримма наверняка «выгорит», так же сразу понял и то, что надо максимально нейтрализовать неизбежные негативные эффекты от проезда русских революционеров по территории страны, воюющей с Россией, а для этого надо гласно привлечь к делу европейских социалистов, в том числе – из Франции.

Так и было сделано, о чём – в своём месте.

31 марта 1917 года Заграничная коллегия ЦК большевиков решает принять предложение Гримма о немедленном переезде в Россию через Германию, и Ленин сразу же направляет Гримму телеграмму, подписанную также Зиновьевым и Ульяновой (Н.К. Крупской):

«Национальному советнику Гримму

Наша партия решила безоговорочно принять предложение о проезде русских эмигрантов через Германию и тотчас же организовать эту поездку. Мы рассчитываем уже сейчас более чем на десять участников поездки.

Мы абсолютно не можем отвечать за дальнейшее промедление, решительно протестуем против него и едем одни. Убедительно просим немедленно договориться и, если возможно, завтра же сообщить решение»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 424}.

Гримм ведёт переговоры с германским правительством через германского посланника в Швейцарии Ромберга, и русские эмигранты начинают потихоньку паковать чемоданы…

Ленин приводит в порядок личный архив и архив партии. {В.И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 638, 639, 640}.

Но почему вдруг Гримм проявил этакую активность? Может быть, он делал это по поручению пресловутого «германского генштаба»?

Не думаю…

Напротив, уверен, что Гримм стал хлопотать за Ленина не в последнюю очередь потому, что боялся его дальнейшего пребывания в Швейцарии!

Политическая активность Ленина и его растущее влияние среди левых швейцарских социалистов мешали швейцарским центристам и лично Гримму всё больше. Но пока Ленин считался в России политическим преступником, «выпихивать» его из Швейцарии правые социалисты не могли – не теряя политического лица – никак. Отказать Ленину в политическом убежище означало выдать его царизму.

Теперь же, когда царизм пал, появлялся удобный вариант избавления от Ленина – переправить его в Россию, если уж не согласна Англия, через Германию.

Всё это, скорее всего, так и было, поскольку, если бы Ленин, продолжая оставаться в Швейцарии, свою нерастраченную энергию обратил на ситуацию «Ленин против Гримма», то ничего хорошего это мелкотравчатому Гримму не обещало бы.

Вот Гримм и хлопотал.

НИКОЛАЙ Стариков уверяет всех, что Ганецкий-де «сидел у Ленина на финансовых потоках»… Эта жалкая попытка представить Ленина неким «олигархом от политики» даже не смешна.

Вот три документа, приводимые по тому 49-му ПСС, страницы с 424 по 426-ю…

Письмо Арманд от начала апреля:

«…Надеюсь, что в среду мы едем – надеюсь, вместе с Вами.

Григорий (Г.Е. Зиновьев, – С.К. ) был здесь, условились ехать вместе с ним…

Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10-20 хватит, ибо нам здорово помогли товарищи в Стокгольме.

Вполне возможно, что в Питере теперь большинство рабочих социал-патриоты… (так оно тогда и было, именно в городской, а не в сельской среде, – С.К. )

Повоюем.

И война будет агитировать за нас…»

Как видим, Ленин в своей антивоенной агитации рассчитывал не на «германское золото», а на реалии самой жизни. А на какие же деньги в поездке рассчитывал Ленин? Это мы узнаём из его телеграммы Ганецкому в Стокгольм от 1 апреля 1917 года:

«Выделите две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду (4 апреля, – С.К. ) минимум 10 человек. Телеграфируйте»

Вот и все «финансовые потоки»!

2 апреля Ленин пишет письмо главному «архивариусу» партии В.А. Карпинскому и его помощнице С.Н. Равич, в котором даёт инструкции по оформлению архива (снятие копий, переплёт и т.д.), а также сообщает:

«Дорогие друзья!

Итак мы едем в среду через Германию.

Завтра это решится окончательно.

Вам пошлём кучу тючков с нашими книгами, б у м а г а м и и вещами, прося пересылать по очереди в Стокгольм для пересылки нам в Питер.

Вам же пошлём денег и мандат от ЦК наведение всей переписки и заведывание делами…

P.S. Денег на поездку мы надеемся собрать человек на 12, ибо нам о ч е н ь помогли товарищи в Стокгольме…»

Напоминаю, это была чисто внутренняя переписка, на публику и на стариковых не рассчитанная. Письмо Арманд было опубликовано впервые в 1978 году в Полном Собрании сочинений, телеграмма Ганецкому и письмо Карпинскому – в 1930 году в XIII-м Ленинском сборнике. Так что эти документы удостоверяют подлинное финансовое положение Ленина со всей очевидностью факта – в отличие от подложных «документов» американца Сиссона и т.п.

КАЗАЛОСЬ БЫ, можно было вздохнуть с облегчением, присесть по русскому обычаю на дорожку и отправляться в путь, но тут…

Но тут заартачились швейцарские меньшевики во главе с Мартовым, а с ними и эсеры… Они стали возражать против постановлении Заграничной коллегии ЦК большевиков о принятии предложения Гримма о немедленном переезде и требовали подождать санкции на проезд со стороны Петроградского (меньшевистского) Совета рабочих депутатов.

Иными словами, на быстрейший приезд Ленина в Россию должна была дать согласие та «петросоветская» шушера, которая дудела в одну дуду с Милюковым.

Линия швейцарских меньшевиков и эсеров была понятной – Ленин в Швейцарии был им был намного менее политически опасен, чем в Петрограде, и затяжки с его отъездом были им выгодны. С другой стороны, и петроградским меньшевикам с эсерами в Петросовете, начиная с Чхеидзе и Керенского, Ленин в Питере нужен был не более, чем Гримму в Цюрихе…

Меньшевики не только возражали, они осведомили Гримма, и дело застопорилось.

Владимир Ильич был взбешен и в записке в цюрихскую секцию большевиков написал:

«Дорогие друзья!

Прилагаю решение (о проезде, – С.К. )…

От себя добавлю, что считаю сорвавших общее дело меньшевиков мерзавцами первой степени, «боящихся» того что скажет «общественное мнение», т.е. социал-патриоты!!! Я еду (и Зиновьев) в о в с я к о м с л у ч а е.

Выяснить точно, (1) кто едет, (2) сколько денег имеет…

Мы имеем уже фонд свыше 1000 frs (примерно 600 рублей, – С.К.) на поездки. Думаем назначить среду 4.IV как день отъезда.

Паспорта у русского консула брать в с е м по месту жительства т о т ч а с…»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 427}.

Последняя фраза, между прочим, ясно показывает, что подготовка к переезду совершалась хотя и без согласия Временного правительства, но и не втайне от него! Хотя Милюков публично грозил предать суду всех, кто поедет через Германию, – об этом Ленин пишет в очередном письме Карпинскому и Равич, сообщая также:

«…Платтен берёт на себя всё. Ниже сообщаю вам копию условий, которые Платтен предъявил. По-видимому, они будут приняты. Без этого мы не поедем. Гримм продолжает уговаривать меков (меньшевиков, – С.К. ), но мы, разумеется, действуем совершенно самостоятельно. Мы думаем, что отъезд состоится в пятницу, среду, субботу…»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 427-428}.

Он просил переговорить немедленно с Анри Гильбо – французским журналистом-социалистом, издателем журнала «Demain» («Завтра»), а также – «если Гильбо сочувствует», попросить Гильбо «привлечь для подписи и Ромена Роллана» – знаменитого французского писателя прогрессивных взглядов, противника войны.

Хотел Ленин привлечь к освещению отъезда и адвоката Шарля Нэна, одного из лидеров Социал-демократической партии Швейцарии, редактора газет «La Sentinelle» (Часовой) и «Droit du Peuple» («Народное право»).

В изображении Николая Старикова переезд Ленина совершался чуть ли не в величайшей тайне, в лучших традициях «рыцарей плаща и кинжала». Как видим, в действительности Ленин был готов сообщить о своём вынужденном проезде через Германию всей Европе! 6 апреля Ленин лично отправил телеграмму Гильбо с просьбой привезти Роллана и Нэна или Грабера – второго редактора газеты «La Sentinelle».

Реально «Протокол о поездке» для печати подписали Платтен, Гильбо, французский социалист-радикал Фердинанд Лорио, специально приехавший из Парижа, немецкий социал-демократ Пауль Леви (Гарштейн) и представитель польской социал-демократии Бронский…

ОПЯТЬ начали ставить палки в колёса меньшевики. Ленин через Ганецкого запросил

«мнение Беленина» (в данном случае имелся в виду не Шляпников, носивший этот псевдоним, а Бюро ЦК в Петрограде), и 5 апреля Бюро через Ганецкого дало директиву: «Ульянов должен тотчас же приехать»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 556, прим. 479}

Да, надо было торопиться – в Питер начинала съезжаться вся «головка» большевиков. Ленин в Цюрихе получил из Перми телеграмму за подписями Каменева, Муранова и Сталина, возвращавшихся из сибирской ссылки: «Salut fraternel Ulianow, Zinowieff. Aujiourdhui partons Petrograd…» («Братский привет Ульянову, Зиновьеву. Сегодня выезжаем в Петроград…»)

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 428}

Через Платтена посланнику Ромбергу были переданы условия, где главными пунктами были следующие:

«Едут все эмигранты без различия взглядов на войну. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности, никто не имеет права входить в вагон без разрешения Платтена. Никакого контроля ни паспортов, ни багажа. Едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германских интернированных»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 120}.

Сборы проходили нервно, все были как на иголках. И это – не мой домысел, достаточно привести две телеграммы Ленина Ганецкому от 7 апреля… Первоначально отъезд был назначен на среду 4-го, но даже 7-го апреля Ленин ещё в Берне и телеграфирует в Стокгольм:

«Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген (социал-демократический депутат риксдага, бургомистр Стокгольма, – С.К. ) и Стрём (секретарь Социал-демократической партии Швеции, – С.К. ) пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию…»

Но в тот же день в Стокгольм уходит другая телеграмма:

«Окончательный отъезд в понедельник. 40 человек (реально уехало 32 человека, – С.К.). Линдхаген, Стрём непременно Треллеборг…»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 431}.

Комментировать здесь что-либо нужды, пожалуй, нет. И так ясно – атмосфера была, мягко говоря, не из спокойных. Кто-то спохватился в последний момент и хотел ехать тотчас, кто-то колебался и оставался…

Но всё это было делом десятым по сравнению с главным: Ленин ехал в Россию!

В понедельник 9 апреля (27 марта по старому стилю) Владимир Ильич с Крупской, Зиновьев с женой и сыном, Арманд со своей золовкой Константинóвич, ленинцы Сковно, Миха Цхакая – всего 32 человека, из которых 19 человек были большевиками, а 6 – бундистами, выехали через пограничный со Швейцарией германский Тайнген (Тинген) в Россию.

Поездка через Германию заняла три дня – скорость не экспресса, но и не такая уж плохая по военному времени и с учётом того, что это был не рейс по расписанию и не воинский «литер».

12 апреля 1917 года группа из германского порта Засниц отплыла в Швецию, и с борта парохода Ленин и Платтен отправили последнюю «переездную» телеграмму Ганецкому: «Мы приезжаем сегодня 6 часов Треллеборг»?

Уже с пути в Россию Ленин отправил телеграмму в Женеву и Карпинскому, оставшемуся для подготовки к отправке в Россию партийного архива:

«Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше. Напечатайте прощальное письмо. Привет. Ульянов»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 433}.

Ленин имел в виду «Прощальное письмо к швейцарским рабочим», которое было опубликовано 1 мая 1917 года на немецком языке в газете «Jugend-Internationale», и заканчивалось так:

«Когда наша партия выставила в ноябре 1914 года лозунг: «превращение империалистической войны в гражданскую войну» угнетённых против угнетателей за социализм, – этот лозунг был встречен враждой и злобными насмешками социал-патриотов… Немецкий… социал-империалист Давид назвал его «сумасшедшим», а представитель русского (и англо-французского) социал-шовинизма… господин Плеханов назвал его «грезофарсом». Представители центра отделывались молчанием или пошлыми шуточками по поводу этой «прямой линии, проведённой в безвоздушном пространстве».

Теперь, после марта 1917 года, только слепой может не видеть, что этот лозунг верен…

Да здравствует начинающаяся пролетарская революция в Европе!

По поручению отъезжающих товарищей…

Н. Ленин»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 93-94}.

А В ЗАВЕРШЕНИЕ этой «эпистолярной» главы приведу последний в ней ленинский документ. Впервые он был напечатан 17 сентября 1924 года в газете «Ленинградская правда». Это – записка члену Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов «А. Беленину» – А.Г. Шляпникову:

«Прилагаю расписки в плате за проезд нашей группы. 300 шведских крон я получил пособия от русского консула в Haparanda (из Татьянинского фонда). Доплатил я 472 руб. 45 коп. Эти деньги, взятые мной в долг, я желал бы получить из Комитета помощи ссыльным и эмигрантам.

Н. Ленин»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 435}.

Что тут можно сказать...

Ну и крохобором же был Ленин, оказывается! Привёз с собой германские «золотые» миллионы, а хлопотал о выплате каких-то жалких сотен русских рублей, к тому же – обесцененных.

Но, может быть, причина была в том, что не было у Ленина никаких миллионов? А по приезде Петрограде надо было не только вести партийную работу, но и на что-то элементарно жить.

Жить не на мифические германские миллионы, а на скромные, всё более обесцениваемые продолжающейся войной рубли…

Наконец-то, вновь – не на опостылевшие в эмиграции франки и кроны, а на русские рубли!

Ленин доехал-таки до России!

ДЛЯ верного взгляда на те дни полезно познакомиться с их описанием Павлом Милюковым – тогда одним из первых лиц в России, министром иностранных дел Временного правительства. Милюков пишет о возвращении «из тюрем, из ссылки, из-за границы – Швейцарии, Парижа, Лондона, Америки – представителей русской эмиграции», и заявляет, что «мы встречали их не только «с почётом», но и с горячим приветом» и «надеялись найти среди них полезных сотрудников»… Для Плеханова, например, резервировали министерство труда, но сразу поняли, что «это – уже прошлое, а не настоящее»…

Так встречали – по давней, но, как оказалось, истрёпанной «одёжке», соглашателей и «оборонцев»…

А как насчёт Ленина?

Милюков в своих «Воспоминаниях» «забыл» сообщить, что упорно не соглашался на проезд Ленина через Англию и вообще был против возвращения Ленина в Россию, потому что заранее было известно, что Ленин будет стоять за немедленное обращение к союзникам отказаться от требования «аннексий и контрибуций» и за предложение мира на этих условиях.

Но кое в чём Милюков и проговаривается:

«В начале апреля приехал через Германию Ленин со своей свитой в «запломбированном вагоне»… Позднее приехал Троцкий, и меня очень обвиняли впоследствии, что я «пропустил» его. Я действительно настоял у англичан, у которых он был в «чёрном списке», чтобы они его не задерживали. Но обвинявшие меня забывали, что правительство дало общую амнистию. К тому же Троцкий считался меньшевиком – и готовил себя для будущего. За прошлые преступления нельзя было взыскивать…»

{Милюков П.Н. Воспоминания. М., Современник, 1990, т. второй, стр. 308}

Читаешь, и глазам своим не веришь! Тут же признать, что была объявлена общая амнистия, и умолчать, что она была общей для всех, кроме Ленина!

Меньшевик Троцкий, оказывается, готовил себя для будущего… А большевик Ленин что – не готовил себя для будущего?

Но за Троцкого, оказывается, можно было похлопотать перед англичанами, а вот за Ленина – якобы тоже подпадающего под якобы общую амнистию – боже упаси!

Сегодня это называется «политикой двойных стандартов», но во все времена для подобных действий было и ещё одно определение: лицемерие, двуличие и подлость!

В тех же «Воспоминаниях» Милюков раздражённо сообщает:

«…За прошлые преступления нельзя было взыскивать. Но когда Ленин начал с балкона дома Кшесинской произносить свои криминальные (ого!, – С.К. ) речи перед огромной толпой, я настаивал в правительстве на его немедленном аресте…».

Итак, для остальных эмигрантов от Милюкова – не только «почёт», но и «горячий привет». Для одряхлевшего меньшевика Плеханова, согласного и дальше лить кровь русских мужиков во имя «войны до победного конца» – министерское кресло…

А для энергичного большевика Ленина, требующего немедленно начать всеобщие переговоры о всеобщем мире – тюремные нары?

А ТЕПЕРЬ – уже без цитат и ссылок, но зная то, что мы знаем, ещё раз окинем взглядом тот неполный месяц, который прошёл с первого известия в Швейцарии о русской революции, до приезда Ленина в русскую столицу.

Ленин с самого начала войны не скрывал, что он сторонник поражения правительства России в целях превращения войны империалистической в войну революционную.

Последнее обстоятельство приходится раз за разом подчеркивать, поскольку на этот счёт то ли не просвещены, то ли передёргивают в нынешней РФ многие, начиная с Владимира Путина.

Ленин был ярчайшим патриотом России, но России не дворцов, а хижин. И Ленин желал поражения царизма как условия для превращения войны между буржуями разных стран в войну трудящихся всех стран против буржуев всех стран. Желать поражения своей стране, ведущей справедливую войну – предательство. Желать поражения жирующим правящим классам своей страны, ввергнувшим её народы в бессмысленную и преступную войну – акт высокого гражданского и социального мужества.

Так в Европе, начавшей ужасающую взаимную бойню, смотрел тогда на проблему мало кто, но были люди и кроме Ленина, которые мыслили так же, как и он. 16 марта 1916 года депутат рейхстага Карл Либкнехт в речи в прусском ландтаге прямо призвал «борющихся в траншеях» «опустить оружие и обратиться против общего врага (то есть – капиталистов своих стран, – С.К. )…».

Либкнехт за это был… всего лишь лишён слова.

Русским или английским шпионом его никто не называл – всё же европейская политическая культура сказывалась. Впрочем, и ставки в Германии и России оказывались разными.

Немецкие рабочие к началу Первой мировой войны находились под сильным влиянием Второго Интернационала, которым руководили Бернштейн и Каутский – два выдающихся ренегата рабочего движения, ставших эффективными агентами влияния Капитала в рабочей среде.

А российские рабочие – не избалованные, в отличие от немцев, пониманием их проблем со стороны российского капитала (который, к тому же, как мы знаем, был на две трети не российским), обладали большими резервами революционности и верного классового сознания.

Поэтому Карл Либкнехт был для элитарной «белой» сволочи в Германии (и не только в Германии) намного менее опасен, чем Владимир Ульянов для элитарной «белой» сволочи в России, и не только в России.

Соответственно, Владимира Ленина-Ульянова в России ожидали и превентивные меры пожёстче, чем лишение слова в парламенте. Тем более, что Владимира Ильича от участия в буржуазных парламентах бог миловал.

Вернёмся, впрочем, в первую половину апреля 1917 года… Ленин проехал Германию и морем приближается к берегам Швеции.

Наконец, вот он – трап, и за ним – нейтральная территория.

В ШВЕДСКОМ Треллеборге прибывших ожидал Ганецкий, и они выехали в Мальмё, где встретились со шведами, среди которых был и Линдхаген – бургомистр Стокгольма… Встречали ли бы так нейтральные шведы человека, подозрительного по «германскому шпионажу»?

После ужина в честь прибывших, поздно ночью все выехали в Стокгольм и в 10 утра 13 апреля 1917 года прибыли в шведскую столицу.

Приезд русских эмигрантов, возвращающихся домой, вызвал в Стокгольме немалый интерес. Газета «Politiken» в №85 от 14 апреля 1917 года поместила сообщение об этом на первой полосе. В частности, так говорилось: «После приветствий и поздравлений группа русских направилась мимо щёлкавших аппаратами газетчиков и кинооператоров к гостинице «Регина»…»

{Ленин. Собрание фотографий и кинокадров в двух томах. М, Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, 1970 г., т. 1, стр. 44}.

Увы, несколько фото сохранилось, а кинокадры исчезли…

Зато сохранилось небольшое сообщение в том же номере «Politiken»:

«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через«Politiken» прессе и общественности коммюнике о поездке.

Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее, – с жаром сказал Ленин. – Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку.

Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии? (тут надо помнить, что тогда социал-демократы всей Европы считались сотоварищами, – С.К. ).

Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намёк на то, что он хочет избавить Янсона от неприятностей такой встречи»

{В.И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 95}.

Вильгельм Янсон – шовинистически настроенный социалист, один из редакторов «Корреспондентского Листка Генеральной Комиссии профсоюзов Германии, добивался встречи с Лениным, но что это было – плохо замаскированная провокация или журналистская назойливость, сказать сложно. В любом случае Янсон успеха не добился.

13 апреля в гостинице «Регина» прошло совещание русских эмигрантов с шведскими левыми социал-демократами. Председательствовали бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген и Ленин. Ленин сделал сообщение о поездке, Линдхаген выступил с речью «Свет с востока»…

Шведы высказали полную солидарность с таким шагом русский социал-демократов, как решение проехать через Германию, а социал-демократ Карл Карльсон, редактор газеты «Politiken» выразил надежду, что революция в России перерастёт в международную революцию.

В половине седьмого вечера после прощального обеда, Ленин, которого провожало около ста человек, выезжает в небольшой шведский порт Хапаранда на северном берегу Ботнического залива. При взгляде на карту Швеции и Финляндии этот маршрут обескураживает. Зачем Ленину понадобилось ехать из Стокгольма к чёрту на кулички, через всю Швецию, в далёкую Хапаранду и, перебравшись оттуда в соседний Торнео, ехать к финско-русской границе через всю Финляндию, если от Стокгольма через Аландские острова до финского Або – рукой подать?

Уж не знаю – то ли в этом выразилось стремление милюковых как-то уязвить Ленина и хотя бы на пару суток оттянуть его появление в Петрограде, то ли сказались опасности военного времени, но в любом случае задумываешься – как может быть мелок и глуп воспитанный старым, анти-ленинским, миром человек, идя на те вóйны во имя прибылей кучки, против которых так страстно боролся Ленин.

Те войны, которые простое и человечное делают сложным, а страшное и подлое – допустимым…

Так или иначе, эмигранты добрались до шведской Хапаранды.

Ботнический залив был ещё вовсю покрыт льдом.

Поздней осенью 1907 года Ленин шёл по непрочному льду южной части этого залива, теперь, через десять лет, ранней весной 1917 года, он переехал по его льду из Хапаранды в финский Торнео на санях-вейках.

В Торнео его обыскали английские (!) офицеры из штаба войск Антанты (!?) {В.И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 647}.

Факт это был показательный во всех отношениях, но по большому счёту это было мелкой местью, и по Финляндии Ленин проехал под приветствия рабочих.

В ночь с 16 на 17 апреля (по новому стилю) 1917 года он закончил свою эмигрантскую одиссею на площади Финляндского вокзала в Петрограде. Его встречали тысячи людей, Руководители Петроградского Совета Чхеидзе и Скобелев, делая хорошую мину при кислом настроении, приветствовали его речами, выражая «надежду», что Ленин с ними «найдёт общий язык»…

Но всё это было детали. Главным было то, что Ленин приехал в Россию!

Теперь, прибыв на Родину после десятилетней разлуки, он с Россией больше не расстанется – до смерти.

НА ВОПРОС – кем был Ленин?, многие сегодня ответят, что был он-де «германским шпионом», привезённым в Россию «в запломбированном вагоне».

Вагоны, в которых Ленин ехал по Германии, Швеции и Финляндии в Россию, были вполне обычными, но не о том речь, а о том, что Россия не сразу увидела в Ленине непререкаемого, нужного ей вождя, а многие и впрямь поверили в то, что приехал «шпион».

Ленина по приезде приветствовали бурно, это так. Однако основная масса даже питерских рабочих тогда находилась под влиянием не Ленина. Пока что за ним шли даже в Питере в лучшем случае десятки тысяч, но – не сотни тысяч, что его, впрочем, не обескураживало. Как и Наполеон Бонапарт, Ленин считал, что надо ввязаться в хороший бой, а там – посмотрим...

«Повоюем», – писал он Арманд накануне отъезда.

И бои предстояли несомненные.

Историк Юрий Фельштинский в 1995 году утверждал:

«Сделав ставку на революцию в России, германское правительство в критические для Временного правительства дни и недели поддержало ленинскую группу, помогло ей проехать через Германию и Швецию... Как и германское правительство, ленинская группа была заинтересована в поражении России».

Здесь – всё не так...

Причём, настолько не так, что одним этим утверждением Фельштинский полностью зачёркивает своё реноме не то что «объективного историка», но историка как такового!

Во-первых, ставку на революцию в России (точнее – на «спецоперацию») сделала Антанта, и это она вдохновляла на «революцию» – замышляемую как верхушечный переворот, российские буржуазные круги.

Во-вторых, проехать через Германию Ленину помогли правый швейцарский социал-демократ Гримм и левый швейцарский социал-демократ Фридрих Платтен, а через Швецию – шведские социал-демократы.

В-третьих, Ленин вернулся в Россию не в «критические» для «Временных» дни, а в разгар «медового месяца» Временного правительства с российским обществом. «На ура» шёл военный «Заём свободы»!

Наконец, Ленин был заинтересован в поражении не России, а помещичье-капиталистической власти в России, справедливо считая такое поражение условием перехода власти в России к представителям народа.

Ленин приехал в Петроград из Швейцарии действительно транзитом через Германию и Швецию, и вагон с русскими политическими эмигрантами при проезде по территории Германии был действительно закрыт и пользовался правом экстерриториальности. Но такой маршрут был задан Ленину и его товарищам, как мы знаем, англичанами.

Вспомним последовательность событий….

Февральская революция объявила всеобщую политическую амнистию. Теперь эмигранты могли вернуться домой без того, чтобы тут же угодить в каталажку в России. Однако Англия не пропускала тех революционеров, которые выступали против войны. Угрозу тюрьмы в России сменила угроза тюрьмы в Англии. Путь Ленину из Швейцарии через Францию и Англию на Швецию, а из неё в Финляндию и Россию был закрыт во имя торжества «английской демократии» над «прусским милитаризмом». При проезде Ленина через Англию его бы просто арестовали.

И это – не предположение, англичане так тогда и поступили с некоторыми российскими политэмигрантами. Не забудем, что Золотой Интернационал элиты уже готовил подключение Соединённых Штатов к финальной стадии войны, и преждевременное её прекращение было абсолютно недопустимо для клана вильсонов, ллойд джорджей, клемансо, черчиллей, морганов, ротшильдов и барухов. Америка должна была прийти в Европу и стать вершительницей ей дальнейших судеб.

КАК РАЗ в дни, когда Ленин готовился к отъезду в Россию, – 6 апреля 1917 года, Соединённые Штаты Америки объявили войну Германии. И могла ли Антанта допустить, чтобы в Россию через территории, контролируемые «союзниками», проехали люди, которые могли сорвать процесс наращивания военных сверх-прибылей Америки?

Отношение же германского правительства к проезду русских революционеров, выступающих против войны, было прямо противоположным английскому. К началу 1917 года Германия оказалась в наиболее сложном положении из всех воюющих держав – даже в более сложном, чем Россия. С одной стороны, Германия заняла значительные территории – Бельгию, значительную часть Франции, русскую Польшу, но с другой стороны в Германии нарастал дефицит всего, ресурсы истощались, а «союзники» получали всё возрастающие поставки из «нейтральной» Америки. До официального подключения США к войне Германия получила от них кредитов на 20 миллионов долларов, а страны Антанты – на 2 миллиарда!.. {История Первой мировой войны 1914—1918. М., Наука, т. 2, стр. 297, 545}

Уже это говорит, что Германия была обречена, ибо она мешала Америке как опаснейший конкурент на мировой арене... Отмечу, что Милюков грозил Ленину всеми карами – вплоть до тюрьмы, если Ленин поедет через Германию, не только потому, что страшился политической силы Ленина но и потому, что приезд Ленина в Россию был очень невыгоден Америке!

В то же время Ленин в России был – да, объективно выгоден Германии уже потому, что он с начала войны выступал за её прекращение всеми странами «без аннексий и контрибуций», а Вильгельму к весне 1917 года было уже не до аннексий, а контрибуции грозили в перспективе самой Германии.

То, чего добивался Ленин в вопросе о войне, было необходимо народам России и Европы… Но это давало шанс – пусть и малый, также кайзеровскому режиму в том смысле, что если бы в 1917 году в Европе победила точка зрения Ленина, воздействовавшего на Россию, то режим мог сохраниться.

В декабре 1916 года Германия через нейтральные страны обратилась к державам Антанты с мирными предложениями.

{История Первой мировой войны 1914—1918. М., Наука, т. 2, стр. 286}

Но это ещё были предложения с позиции чуть ли не победителя.

31 января 1917 года германское правительство сообщило свои условия мира президенту США Вильсону. {История дипломатии, М., Политиздат, 1965 г., т. III, стр. 40-41}

Эти условия для тех, кто хотел бы свернуть войну, вполне могли стать базой для, хотя бы, временного перемирия. Немцы и на этот раз сильно запрашивали, но было ясно, что это – запрос, а реально они пойдут на уступки.

Однако Америка готовилась войну как раз развернуть – во имя закабаления Европы, а потом – и мира. 3 февраля 1917 года США разорвали дипломатические отношения с Германией, мотивируя разрыв действиями германского подводного флота.

Сопоставим две даты…

И в тот же день – 6 апреля 1917 года, Фриц Платтен сообщает Ленину о согласии германского правительства на проезд русских эмигрантов через Германию.

Совпадение поразительное, но совпадение ли это?

Нет ли прямой связи между вступлением Америки в войну и решением Берлина о пропуске Ленина?

Уверен, что она – налицо!

Америка на стороне Антанты – это начало конца Германии при любых её временных успехах, этого в Берлине не понимать не могли. Жадность – жадностью, а требовалось смотреть реальности в глаза. И могли ли немцы в апреле 1917 года отказать в возвращении на родину тем, кто обличал мировую бойню, если ещё в декабре 1916 года Германия была готова немедленно приступить к мирным переговорам?

Тем более Германия была склонна к миру после вступления в войну Америки.

Германские имперские министры не настолько хорошо разбирались во взглядах лидера большевиков, чтобы понимать, что они-то, представители истощаемой войной буржуазной Германии, хотели мира во имя спасения германского империализма, а Ленин призывал к миру во имя уничтожения любого империализма, в том числе – и германского.

Внешне цели совпали, но это никак не объясняется тем, что Ленин каким либо образом был связан с германским правительством. Никто ведь на Западе не называет Черчилля «агентом Сталина» на том основании, что Черчилль сотрудничал со Сталиным. Просто с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года основной целью обоих было победить Гитлера.

Весной 1917 года, тоже было налицо тактическое совпадение целей, даже без совместных договорённостей.

А КАКОЙ была роль германского генштаба? И играл ли он в коллизии с проездом Ленина вообще какую-либо роль, принимал ли здесь то или иное участие?

Конечно, принимал, и не мог не принять!

С кем же ещё могло советоваться политическое руководство Германии в ходе принятия решения, как не со своими собственными спецслужбами, то есть – с разведкой генштаба? Так, например, в информационных сетях бродят то ли сплетни, то ли сведения о том, что бывший шеф кайзеровской разведки Вальтер Николаи, попав в 1945 году в советский плен, ставил себе в заслугу, что принимал-де участие в «переправке» Ленина в Россию. Могу поверить – в том смысле, что с Николаи это обсуждали. Но это касалось лишь внутренних отношений германских ведомств, к чему Ленин отношения, естественно, не имел.

Всю пикантность ситуации при проезде транзитом через Германию Ленин прекрасно понимал, однако иного пути добраться до бурлившей России не было. Поэтому-то он и настоял на праве экстерриториальности, то есть – проезде без контроля паспортов и багажа, без допущения в вагон кого бы то ни было из германских чиновников и вообще германских граждан. Отсюда и пошёл ездить «пломбированный вагон» по страницам ряда петроградских газет – как пошлый исторический курьёз.

В качестве ещё одного подобного курьёза могу сообщить, что в 50-е годы директор ЦРУ Аллен Даллес вспоминал, как якобы «на исходе» 1916 года некий «крепкий лысый человек с рыжеватой бородкой» настойчиво желал встретиться с ним – тогда резидентом американской разведки в Швейцарии. Но, заключал Даллес, «меня ждала партия в теннис с прекрасной дамой», и Ленин – ну кто же ещё это мог быть! – так и не был принят. А историки ЦРУ якобы вычислили, что Ленин-де заходил к Даллесу незадолго до отъезда в Россию, «посоветоваться о немецких субсидиях большевикам» {Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. М., Москвитянин. 1993, стр. 264-265}

Униженно сгорбившийся в ожидании «мудрого» совета Ленин в потёртом пиджачке перед вальяжным, респектабельным, в белоснежном теннисном костюме под цвет швейцарских снегов, Алленом Даллесом – картина ещё та!

Чего-чего, а самонадеянности «стопроцентным» янки не занимать! Они даже не удосужились сопоставить хронологию событий, но уж чёрт с ними!

Хорошо ещё, что шеф ЦРУ не задал своим подчинённым задачу проанализировать – не был ли «ещё один не принятый» Даллесом крепкий двухметровый русский заика с усиками и кудрявыми волосами Петром Первым, желавшим продать по дешёвке в библиотеку Конгресса оригинал своего подложного «Завещания»?

Сергей Кремлёв, специально для «Посольского приказа»

/который Данилкин характеризует и как Троянского коня, и как советский «Мэйфлауэр»/ в книге Данилкина изложена без ожидаемых новых деталей.

Есть фильм Би-Би-Си "Поезд Цюрих-революция" -- и там тоже упор именно на пломбированный вагон и события о проезде вагона по Германии.

Есть проект RT, в котором, казалось бы, прослеживается каждый шаг

В этой легендарной поездке есть детали, про которые многие не имеют представления.

Например, один дипломированный историк мне недавно сказал, что думал, что Ленин один (максимум с семьёй) возвращался из Швейцарии на родину.

Очень многие представляют себе путешествие в пломбированном вагоне как исключительно операцию германской разведки -- Ленина поместили в пломбированный вагон и он как-то в нём промчался через воюющую Европу и вскочил на броневик на Финляндском вокзале.

Большинство /из тех, знающих Историю, кого мне удалось расспросить/ не знает, что бОльшая часть пути Ленина проходила не по Германии и не в пломбированном вагоне.

Данилкин: "еще в 1917 году, сразу после выступления на броневике, «пломбированный вагон» превратился в факт поп-истории и вечнозеленый хит поп-культуры, генератор мыльных пузырей, в каждом из которых отражается радужно-пенный образ Ленина; навязанный Ленину «атрибут», символ и метафору его чужеродности. Это словосочетание - ключевой элемент для концепции Октября как «диверсии против России» и большевиков как «группы заговорщиков», вроде тех, что убили Распутина. Как попало к большевикам «немецкое золото»? Да понятно как: в «пломбированном вагоне».

При попытке сколотить экипаж выяснилось, однако, что желание вернуться в Россию за компанию с Лениным возникало далеко не у всех. Мартов побоялся, и поэтому костяк отряда составили большевики - которых было в Швейцарии не так уж и много: вся женевская ячейка - человек восемь, цюрихская - десять, включая Ленина и Крупскую. Не удалось договориться с идейно близкими «впередовцами» - вроде Луначарского; тот поехал следующим рейсом, с Мартовым. Швейцария, к счастью, кишела политэмигрантами неопределенной партийной принадлежности, и почти любой имел шанс в течение недели наслаждаться ворчанием Ленина и смехом Радека. О количестве тех, кто, в принципе, хотел бы поучаствовать в строительстве новой России и увидеть родные могилы, можно судить по списку зарегистрировавшихся в комитете для возвращения политических эмигрантов в Россию: в марте 1917-го - 730 человек.

В 2013 году была продана - за 50 тысяч фунтов - мартовская телеграмма Ленина, в которой упоминается Ромен Роллан: его, оказывается, Ленин также хотел видеть в числе своих соседей по купе.

[Ленин] путешествует с Надеждой Константиновной и Инессой Федоровной - похоже, в одном купе; на этот счет есть разные свидетельства. (Точно известно, что после Стокгольма вместе с ВИ и НК в купе ехали ИФ и грузинский большевик Сулиашвили.)
Зиновьев наслаждался обществом двух своих жен - бывшей и нынешней.
Среди пассажиров были двое маленьких детей (со своими сложными судьбами), которых ВИ полагал себя обязанным развлекать - и устраивал с ними свою фирменную кутерьму.
Двое немцев - офицеров сопровождения - присоединились к эмигрантам на границе; они делали вид, что не понимают по-русски.
Ленин, увидев этих джентльменов, тут же извлек из кармана кусок мела, провел жирную черту и готов был свистеть при малейших признаках совершения заступа. В вагоне был и «нулевой пассажир», несостоявшийся: некий Оскар Блюм, который не прошел процедуру утверждения на общем голосовании в связи с подозрениями в сотрудничестве с полицией, однако пробрался в вагон.

«Проводы» революционеров... включали в себя два этапа - торжественный прощальный обед в ресторане «Цернигергорф» на Мюлегассе, 17 (сейчас там трехзвездочный отель Scheuble , здание явно старое, со скошенным углом), и вечеринку в «Eintracht» с участием партфункционеров-аборигенов, студенток и рабочих, вздыхающих по родине; один 60-летний русский допровожался до того, что пустился на сцене вприсядку. Выезжающие подписывали обязательство, что осознают: проезд платный, по стандартному немецкому тарифу, - и немецкое правительство не спонсирует проезд революционеров.

Условия поездки были жестко регламентированы: соблюдай или до свидания; следующая группа, которая поедет в Россию через месяц, будет чувствовать себя много свободнее - революционеры даже совершат по дороге экскурсию к очаровательному Рейнскому водопаду; Ленин, насупленный и нахохленный, подозревающий весь мир в намерении истолковать его поведение негативным образом, не позволял своим товарищам сделать ни шага в сторону.

Немцы гарантировали, что в поездке не будет технических перерывов больше дня.
Всех, кто изъявил желание войти в вагон, пропустят в Германию, не досматривая; на границе пассажиры обретают анонимность - но через КПП проходят, разделившись на женщин и мужчин и демонстрируя вместо паспорта бумажку с номером - «чтобы по дороге кто-нибудь из нас не улетучился или, подменив русского большевика немецкой барышней, не оставил в Германии зародыш революции», - острит Радек, у которого как раз следовало бы проверить паспорт - и снять его с пробега: он был австрийцем, то есть пробирался в Россию «зайцем» (именно поэтому его иногда помещали в багажное купе).

9 апреля 1917 года, Цюрихский вокзал, три часа пополудни. Короткий митинг прямо на платформе (омраченный стычкой с социал-патриотами; сходка в Женеве за несколько дней до того закончилась свалкой, в которой несколько большевиков получили серьезные ушибы), товарищеское рукопожатие Ленина с Луначарским, дружеское похлопывание по плечам будущих коллег по Коминтерну Радека и Мюнценберга («Либо мы через три месяца станем министрами, либо нас повесят»), ритуальное исполнение «Интернационала» - на четырех языках одновременно и под свист меньшевиков, красный флаг-платок из окна вагона, «Fertig!» кондуктора, эпизод с обнаружением Блюма (Ленину приходится буквально схватить его за воротник и без лишних проволочек - это запомнилось провожающим - вышвырнуть на перрон), «Fertig, fertig!» - готово, и вот в 15.10 осыпанный проклятиями и угрозами поезд отделяется от перрона и катится к немецкой границе: романтическое путешествие сквозь бурю начинается"

Социалисты отправились в путешествие на обыкновенном швейцарском поезде -- по расписанию в 15:10 из Цюриха 9 апреля /1917/.

Платтен: "В Тайнгене происходил швейцарский таможенный досмотр, причем паспорта не проверялись. Ввиду того что взятые с нами съестные припасы — главным образом шоколад, сахар и пр. — превышали дозволенную властями норму, излишки были отобраны, а пострадавшим было предоставлено право переслать конфискованные съестные припасы родственникам и знакомым в Швейцарии.На вокзале в Готмадингене нас временно изолировали в зале III кл. Потом мы сели в пломбированный пассажирский вагон II-III класса. Дети и женщины заняли мягкие места, мужчины разместились в III классе".
Потом социалисты ночь простояли в Зингене - ждали нужного поезда.
Немцы не формировали для "ленинской группы" отдельный состав -- спеиальный вагон цепляли к попутным поездам).

Т.е. в первый день Ленин сотоварищи проехали 70 км

Второй день: через Штуттгарт, Маннгейм, Карлсруэ, Франкфурт - в Берлин.

Такое ощущение, что по кругу их возили).
Поезда в Германии /сейчас/ так не ходят /видимо, всё-таки не все хрестоматийные пункты точны)/

Автомобилем -- 1100 км

День и ночь простояли в Берлине, выехали в Зассниц, на паромную переправу.

От Берлина до Зассница 320 км.
Т.е. по территории Германии Ленин проделал не более 1500 км, 2 с хвостиком дня.
Из 7-ми

Платтен:
" Во Франкфурте разыгрался инцидент с Радеком, вызванный его «братанием с солдатами».
Я, сознаюсь, виноват в том, что допустил немецких солдат войти в вагон.
Три наших вагонных двери были запломбированы, четвертая, задняя вагонная дверь, открывалась свободно, так как мне и офицерам было предоставлено право выходить из вагона. Ближайшее к этой свободной двери купе было предоставлено двум сопровождавшим нас офицерам.
Проведенная мелом черта на полу коридора отделяла, без нейтральной зоны, территорию, занятую немцами, — с одной стороны, от русской территории — с другой.
Г-н фон Планиц строжайше соблюдал инструкции, преподанные ему г-ном Шюлером, атташе немецкого посольства, передавшим в Готмадингене нашу партию для дальнейшего следования обоим офицерам, эти инструкции требовали, чтобы экстерриториальность не была нарушена.
Предполагая, что в Франкфурте я не выйду из вагона, оба офицера покинули его.
Я последовал их примеру, так как условился встретиться на франкфуртском вокзале с одной своей знакомой.
Я купил в буфете пива, газет и попросил нескольких солдат за вознаграждение отнести пиво в вагон, предложив служащему, стоявшему у контроля, пропустить солдат.

Привожу здесь эти подробности только для объяснения инцидента.

Сильнейшим образом взволновала многих ехавших следующая картина.
Франкфуртские рабочие и работницы спешили сесть в вагоны дачного поезда.
Мимо нашего вагона проходил длинный ряд измученных, усталых людей с потухшим взором, на их лицах не видно было ни малейшей улыбки.
Это траурное шествие, как молния, осветило нам положение в Германии и пробудило в сердцах ехавших эмигрантов надежду на то, что уже недалек тот час, когда народные массы в Германии восстанут против господствующих классов.

И действительно, в ноябре 1918 года разразилась революция в Германии, — она пришла поздно, но все- таки пришла.

Я должен напомнить еще об одном обстоятельстве, имевшем важное политическое значение.
Оно показывает самым очевидным образом, какого рода отношения существовали между Генеральной комиссией немецких профессиональных союзов и немецким правительством.

Из письма моего к д-ру Клёти от 8 апреля 1917 года видно, что вопрос о «поездке Ленина» был решен немецким правительством и высшим военным командованием не без ведома и, нет сомнения, при поддержке Генеральной комиссии немецких профессиональных союзов. В Штутгарте г-н Янсон сел в наш поезд и просил через ротмистра фон Планица (наш проводник — офицер) разрешения переговорить со мною.
Г-н Янсон заявил мне, что он по поручению Генеральной комиссии немецких профессиональных союзов приветствует едущих эмигрантов и желал бы лично переговорить с товарищами. Я был вынужден заявить ему, что едущие эмигранты желают соблюсти экстерриториальность и отказываются принять кого бы то ни было на немецкой территории.

Мое сообщение вызвало среди едущих взрыв веселья. После краткого совещания было решено не принимать г-на Янсона и не отвечать на его приветствие. Мне было предложено уклониться от назойливых попыток и в случае их повторения было решено ограждать себя силой.

В отличие от Франкфурта изоляция перрона и охра на вагона в Берлине, носили очень строгий характер. Мне тоже не было разрешено без конвоя уходить с перрона.
Немцы опасались, что мы вступим в сношения с немецкими единомышленниками.

В Заснице мы оставили немецкую территорию; перед этим было проверено число едущих, сняты пломбы с багажного вагона, и состоялась передача багажа. Пассажирский пароход «Треллеборг» доставил нас в Швецию.
Море было неспокойно.
Из 32 путешественников не страдали от качки только 5 человек, в том числе Ленин, Зиновьев и Радек; стоя возле главной мачты, они вели горячий спор.
На берегу нас встретил Ганецкий и шведская депутация".

Основная часть маршрута Ленина никак не была связана с Германией, "пломбированными вагонами" /запломбирован был багажный вагон да 3 из 4 дверей пассажирского вагона.


В Зассниц социалисты выгрузились из "пломбированого вагона", сели на шведский паром "Королева Виктория" [Платтен почему-то пишет о пароходе «Треллеборг»] и приплыли в Треллеборг....

Это уже совсем другая история -- на мой взгляд, более интересная часть началась позже -- в оставшиеся 4-ре дня путешествия).

/надеюсь позже изложу/

"Ленинский вагон" -- кстати, насколько я понимаю, нет единой версии, как он выглядел

Наш паровоз вперёд лети,
В коммуне остановка.
Революционная песня

Аргументировано разрушая легенду о так называемой "русской революции", эмигрировавший на Запад бывший советский диссидент М. С. Бернштам справедливо отмечал: "Наверное, народ ни одной страны, ни в одной революции в истории не дал так мало своих представителей на осуществление революции и так много на сопротивление ей. Понятие "русская революция", на наш взгляд, вообще должно быть исключено из научного обихода. Также должны быть исключены понятия "рабочей" и "крестьянской" революции в России" (см. "Вестник русского христианского движения" (Париж), 1979, № 128, с. 291).

Неопровержимым доказательством ложности термина "русская революция" является поимённый список "пролетарских революционеров" во главе с Лениным, прибывших в 1917 году в Россию из Швейцарии через территорию кайзеровской Германии.

Как известно, после начала Первой мировой войны Ленин постоянно заявлял, что "победа России влечёт за собой усиление мировой реакции", и "в силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом" (см. Ленин В.И. ПСС, т. 26, с. 166). Понятно, что такого рода ленинские проповеди находили должный отклик у руководства Германии, которое и постаралось переправить кратчайшим путём Ленина и К° в Россию. Как указывал высокопоставленный немецкий генерал Э. Людендорф: "Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения, это предприятие было оправданно, Россию нужно было повалить".

В марте 1917 года германский министр иностранных дел доложил в Главную Квартиру армии о желании "руководящих русских революционеров возвратиться в Россию через Германию, поскольку они опасаются ехать через Францию из боязни подводных лодок". От верховного командования пришёл следующий ответ: "Возражений против проезда русских революционеров в специальном поезде и под надлежащим конвоем не встречается".

Вскоре при посредничестве швейцарских социал-демократов Р. Гримма и Ф.Платтена немецкие власти предоставили Ленину и следовавшей с ним группе революционных "пролетариев" отдельный вагон для переезда в Россию. Три двери вагона после посадки "русских революционеров" были запломбированы, а четвёртая, задняя, оставалась открытой. Вот полный список пассажиров этого вагона (см. "Общее Дело" (П.), 1917, 14.Х.):

1.Абрамович Мая Зеликовна.
2.Айзенбунд Меер Кивович.
3.Арманд (урождённая Стефен) Елизавета- Инесса-Рене Фёдоровна.
4.Бриллиант (Сокольников) Гирш Янкелевич.
5.Гоберман Михаил Вульфович.
6.Гребельская Фаня.
7.Кон Елена Феликсовна.
8.Константинович Анна Евгениевна.
9.Линде Иоган-Арнольд Иоганович.
10.Мирингоф Илья Давидович.
11.Мирингоф Мария Ефимовна.
12.Морточкина Валентина Сергеевна.
13.Пейнесон Семён Гершович.
14.Платтен Фридрих.
15.Погонская Буня Хемовна (с сыном Рувимом).
16.Равич Сарра Нехемьевна.
17.Радомысльская Злата Эвновна.
18.Радомысльский (Зиновьев) Овсей-Гершон Аронович.
19.Радомысльский Стефан Овсеевич.
20.Ривкин Залман-Бэрк Осерович.
21.Розенблюм Давид Мордухович.
22.Сафаров Георгий Иванович.
23.Сковно Абрам Анчилович (с женой Р.А.Сковно).
24.Слюсарева Надежда Михайловна.
25.Собельсон (Радек) Карл Бернгардович.
26.Сулиашвили Давид Сократович.
27.Ульянов (Ленин) Владимир Ильич.
28.Ульянова (урождённая Крупская) Надежда Константиновна.
29.Усиевич Григорий Александрович.
30.Харитонов Моисей Мотькович.
31.Цхакая Михаил Григорьевич.

Нет необходимости напоминать, что принесли России эти "углубители революции". Но хотелось бы остановиться на судьбе наиболее одиозных пассажиров германского запломбированного вагона.

Так, вместе с Лениным находилась не только законная жена - Н.К.Крупская, но и его любовница - И.Ф.Арманд. О ней в полицейском досье сообщалось:
"... Хотя и говорит хорошо по-русски, но, должно думать, по национальности еврейка... ее приметы: ... среднего роста, худощавая, продолговатое, чистое и белое лицо; темно-русая с рыжеватым оттенком; очень пышная растительность на голове, хотя коса и производит впечатление привязной..." (см. Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московского Охранного Отделения. Изд.3-е. М., 1990. с. 132).

Сия любвеобильная матрона скрашивала унылое эмигрантское житие "Ильича" в Цюрихе: "Бросившая двух мужей и пятерых детей во имя мировой революции, она вовлекает Ленина в стихию свободной любви и на глазах у Надюши уводит время от времени своего славного товарища в дальние спальные хижины, когда они втроём гуляют в зёренбергском лесу. Раскрепощённая Инесса притягательнее пресной и преданной Надюши..." (см. "Кубань", 1990, № 1, с. 3).

Исчерпывающую аттестацию "Надюше" дал в конфиденциальном письме в 1924 году не кто иной, как "любимец большевистской партии" Николай Иванович Бухарин: "Крупская - нуль и просто - дура, которой мы, для очередного удовольствия "низов" и для пущего бума да шума, разрешили геростратничать, сжигая библиотеки и упраздняя школы..." (см. "Наш Современник", 1990, № 8, с. 154).

В запломбированном вагоне попал в Россию и один из главных организаторов зверского убийства Государя Императора Николая II и всей Царской Семьи Г. И. Сафаров, курировавший по партийной линии это чудовищное преступление.

Среди прибывших с Лениным палачей России следует назвать и Сокольникова-Бриллианта, который, осуществляя в 1919 году политику "расказачивания" на Дону, выдвинул идею использовать казаков для каторжных работ в угольных районах, для постройки железных дорог, разработки сланца и торфа. Для этой цели он телеграфно приказывал немедленно "приступить [к] постройке оборудования концентрационных лагерей" (см. "Правда", 1990, № 138).

Злейшим врагом русского народа был и Зиновьев - Радомысльский, постоянно требовавший "калёным железом прижечь всюду, где есть хотя бы намёк на великодержавный шовинизм". Именно Зиновьев провозгласил: "Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить - их надо уничтожить..." (см. "Северная Коммуна" (П.), 1918, 19.IХ.).

Но вот пришло время, и палач Зиновьев сам разделил судьбу своих жертв. По свидетельству современников, этот вчерашний вершитель судеб миллионов вел себя перед казнью предельно малодушно и "в последний момент поднял руки и обратился с молитвой к еврейскому богу: "Услышь, Израиль, наш бог есть бог единый!" (см. Конквест Р. Большой Террор. Флоренция, 1974, с. 311).

Впрочем, Зиновьев был не единственным представителем "железной ленинской гвардии", который весьма быстро "перестроился" в чекистском подвале: "во время следствия по делу "ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы", а также находясь в ссылке и затем в заключении, Г. И. Сафаров выступал с провокационными, ложными показаниями против многих людей, приписывал им участие в антисоветской деятельности. По постановлению Особого Совещания при НКВД от 27 июня 1942 г. Г. И. Сафаров был расстрелян" (см. "Известия ЦК КПСС", 1990, № 1, с. 47).

Попутно репрессировали и близких родственников сих самозваных "борцов за народное счастье", также бывших в числе пассажиров пресловутого запломбированного вагона: жену Сафарова - В. И. Морточкину и сына Зиновьева - Стефана.

Закончила в ГУЛАГе длинный революционный маршрут из Швейцарии вторая жена Зиновьева - С.Н. Равич, ставшая членом Коллегии НКВД РСФСР. Кстати, ко всему прочему эта "пламенная революционерка" оказалась замешанной и в явной уголовщине: в декабре 1907 года её арестовала германская полиция при обмене кредитных билетов 500-рублёвого достоинства, захваченных в результате бандитского "экса" в Тифлисе шайкой небезызвестного налётчика Камо (Симона Аршаковича Тер-Петросяна). Раздосадованный "Ильич" тогда сильно расстроился, узнав, что "три русских товарища, члены Российской социал-демократической рабочей партии, Сара Равич, Ходжамирян, Богдасарян, арестованные... в Мюнхене", находятся в "чрезвычайных условиях" и "что они протестовали голодовкой" (см. Ленин В. И. ПСС, т. 47, с. 163). Интересно, объявляла ли Равич голодовки протеста, оказавшись в лагере некогда родного ей НКВД?..

В ГУЛАГе же сгинул непосредственный связник между Лениным и немецкими спецслужбами швейцарский марксист Фриц Платтен, обоснованно осуждённый в 1937 году за шпионаж в пользу Германии (о чём в послесталинскую эпоху советские историки стыдливо умалчивали, дабы не дискредитировать "Ильича").

Превратился в "лагерную пыль" (выражение Л. П. Берии) и троцкист М. М. Харитонов.

В 1938 году расстреляли А. А. Сковно (парткличка - "Абрам").

В 1939 году в тюремной камере был убит переодетыми под заключённых чекистами "пролетарский интернационалист" К. Б. Радек. Сей ярый поборник "русской революции" родом из австрийских евреев имел большие проблемы с русским языком, в связи, с чем Ленин сочувственно его спрашивал: "Не трудно ли Вам читать по-русски? Всё ли понимаете?" (см. Ленин В.И. ПСС, т. 49, с. 96).

Купеческий сынок Г. А. Усиевич избежал бесславной участи своих сотоварищей из запломбированного вагона лишь потому, что погиб в 1918 году в Сибири, куда он отправился из Москвы отбирать хлеб у крестьян.

По каким-то причинам Сталин не тронул своих соплеменников - Д. С. Сулиашвили и М. Г. Цхакая. Имя Михи Цхакая даже получил посёлок в Грузии.

И ещё. В конце XIX века знаменитый германский канцлер О. Бисмарк очень метко сказал по адресу "немецкого социалиста" - сына банкира Мендельсона, что "он ни по национальности, ни по профессии не имеет ничего общего с немецким пролетариатом". Если прилагательное "немецкий" здесь заменить на "русский", то эти слова Бисмарка как нельзя лучше подойдут для характеристики прибывших в кайзеровском запломбированном вагоне творцов "великих потрясений" 1917 года в России.

Передовым этот состав был и по времени, и по сути. В нём разместились Ленин и большевики. Они рисковали очень серьёзно. Всем: и свободой, и репутацией. Можно было, конечно, сидеть в Европе, спокойно дожидаться разрешения британцев, чинно отправиться в какой-нибудь порт, месяцев через пять сесть на пароход и прибыть в Петроград к шапочному разбору. Но, зная позицию большевиков, французы и англичане вполне могли их интернировать до окончания войны, которое близким тогда вовсе не виделось.

Вагоны, в которых поехали эмигранты, сделали экстерриториальными

Ленин считал в уме с бешеной скоростью. Приснопамятный Парвус вызывался попосредничать с Германией, которая счастлива была наводнить Россию активными, громкими пораженцами. Заманчиво, но прискорбно для репутации. И Ленин, схватив идею, изящным финтом подменил посредника, оседлал немецкие мечтания, да ещё серьёзно сблефовал, предложив обмен русских социалистов на германских пленных, на что у него не было и не могло быть никаких полномочий. Вагоны, в которых поедут эмигранты, договорились сделать экстерриториальными, для чего на них и вешались те самые легендарные пломбы.

С этого момента рассказа заводится грандиозная историческая шарманка: что за пломбы, сколько пломб, было — не было, выходили — не выходили и так далее и тому подобное. Поскольку пломбированный вагон мгновенно стал символом большевистского предательства и шпионажа, а Уинстон Черчилль уподобил Ленина и его товарищей по путешествию «чумным бациллам», спор вокруг технических деталей приобрёл принципиальный характер. Карл Радек, пассажир того же поезда, заявлял, например, что никаких пломб не было, а всё ограничилось обязательством не выходить из вагонов. Есть компромиссный вариант, согласно которому опечатывались не все двери, а только некоторые.

Ленин с группой русских политэмигрантов в Стокгольме

Однако любопытнее всего взглянуть на быт удивительных пассажиров удивительного вагона. Вот Ленин, которому вместе с Крупской товарищи предоставляют отдельное купе. Он берёт кипу петроградских газет и залезает на верхнюю кушетку. Оттуда доносится нервный шелест бумаги и характерные восклицания: «Вот канальи! Вот предатели!» По прочтении газет и раздаче политических ярлыков тут принимают гостей, решают вопросы. В том числе как поделить единственный туалет между курящими и некурящими. В коридоре поют. Ленин выходит и присоединяется. В его репертуаре: «Нас венчали не в церкви», «Не плачьте над трупами павших бойцов»…

Перемещаемся по коридору. С какого-то момента там поперёк прочерчена линия. Это граница, потому что одно из купе экстерриториального вагона занимают немецкие офицеры, и оно, вместе с прилегающим пятачком, считается Германией. Мигрантам туда нельзя. А что багаж? В воспоминаниях отмечалось, что большевики путешествовали очень по-русско-интеллигентски: со скарбом, подушками и, конечно, с бесчисленными связками книг. Провиант проредили ещё при выезде из Швейцарии: таможенники не позволили вывозить из страны национальное достояние — шоколад.

Черчилль уподобил Ленина и его товарищей «чумным бациллам»

Самое тревожное, когда пассажиров всё-таки выводят из поезда. Но их просто пересчитывают, снова запускают в вагон и закрывают двери. Пораженчество пораженчеством, но они всё-таки граждане страны-противника… Тяжёлый был момент перед погрузкой вагонов на паром, идущий в Швецию. Обычно пассажиров приглашают переночевать в гостинице. Но революционеры предложение отвергают и спят в вагонах. Только когда поезд загоняют в трюм, ленинцы выходят на палубу. Новая опасность подстерегает на границе с Финляндией. Контроль производят англичане. Могут и не пропустить. Но правдами («Правдами»?) и неправдами всё улаживается, в жертву приносится только Фриц Платтен, формальный организатор поездки, который добровольно соглашается вернуться в Швейцарию, а ещё в Стокгольме — австрийский подданный Карл Радек.

А потом Финляндский вокзал, броневик, Апрельские тезисы и Октябрьский переворот. И скажем по-ленински: «Чёрт с ними, с немецкими деньгами и немецкими пломбами, чёрт с ним, с Парвусом! Большевики всех надули, взяли власть и продержали её семьдесят с лишним лет».

Кто, как и зачем в 1917 году переправил в Россию Ленина через воюющую Европу

Когда в России грянула революция, Ленин уже 9 лет жил в Швейцарии, в уютном Цюрихе. Крушение монархии застало его врасплох – всего за месяц до февраля на встрече со швейцарскими политическими деятелями левого толка он заявил, что вряд ли доживет до революции, и таковую «увидит уже молодежь». О происшедшем в Петрограде он узнал из газет и сразу засобирался в Россию.

Но как это сделать? Ведь Европа охвачена пламенем войны. Впрочем, сделать это оказалось не трудно – у немцев была серьезная заинтересованность в возвращении революционеров в Россию. Начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гофман впоследствии вспоминал: «Разложение, внесённое в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддерживавшему отношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы ещё скорее уничтожить дух русской армии и отравить её ядом». По словам М. Гофмана, через депутата М. Эрцбергера этот «кто-то» сделал соответственное предложение министерству иностранных дел; в результате появился знаменитый «пломбированный вагон», доставивший Ленина и других эмигрантов через Германию в Россию.

Позднее стало известно имя инициатора: это был известный международный авантюрист Александр Парвус (Израиль Лазаревич Гельфанд), действовавший через германского посла в Копенгагене Ульриха фон Брокдорф-Ранцау.

По словам У. Брокдорфа-Ранцау, идея Парвуса нашла поддержку в МИДе у барона Гельмута фон Мальцана и у депутата рейхстага М. Эрцбергера, руководителя военной пропаганды. Они убедили канцлера Т. Бетман-Гольвега, который и предложил Ставке (то есть Вильгельму II, П. Гинденбургу и Э. Людендорфу) осуществить «гениальный манёвр». Эти сведения нашли подтверждение с опубликованием документов германского МИДа. В меморандуме, составленном по итогам бесед с Парвусом, Брокдорф-Ранцау писал: «Я считаю, что, с нашей точки зрения, предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведёт к определённым результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой».

В результате канцлер уполномочил германского посла в Берне фон Ромберга войти в контакт с русскими эмигрантами и предложить им проезд в Россию через Германию. Одновременно МИД запросил у казначейства 3 млн марок на пропаганду в России, каковые и были выделены.

31 марта Ленин от имени партии телеграфирует швейцарскому социал-демократу Роберту Гримму, первоначально выступавшему посредником в переговорах между большевиками и немцами (затем эту роль стал играть Фридрих Платтен) решение «безоговорочно принять» предложение о проезде через Германию и «тотчас же организовать эту поездку». На следующий день Владимир Ильич требует от своего «кассира» Якуба Ганецкого (Якова Фюрстенбеерга) денег на поездку: «Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки».

Условия проезда были подписаны 4 апреля. В понедельник, 9 апреля 1917 года путешественники собрались в отеле «Церингер-Хоф» в Цюрихе с сумками и чемоданами, одеялами и продуктами. Ленин отправлялся в путь с Крупской, своей женой и соратницей. Но вместе с ними была также и Инесса Арманд, которую почитал Ильич. Однако тайна отъезда уже была раскрыта.

На вокзале в Цюрихе собралась группа российских эмигрантов, которая провожала Ленина и компанию гневными криками: «Предатели! Немецкие агенты!».

В ответ на это при отходе поезда его пассажиры исполнили хором «Интернационал», а потом и другие песни революционного репертуара.

На самом деле Ленин, конечно, никаким германским агентом не был. Он попросту цинично воспользовался заинтересованностью немцев в переправке революционеров в Россию. В этом их цели на тот момент совпадали: ослабить Россию и сокрушить царскую империю. С той только разницей, что Ленин потом собирался устроить революцию и в самой Германии.

Эмигранты выехали из Цюриха по направлению к германской границе и городку Готтмадинген, где их ожидали вагон и двое немецких офицеров-сопровождающих. Один из них, лейтенант фон Буринг, был остзейским немцем и говорил по-русски. Условия проезда по территории Германии выглядели следующим образом. Во-первых, полная экстерриториальность – ни при въезде во Второй Рейх, ни при выезде не должно быть никаких проверок документов, никаких штампов в паспортах, экстерриториальный вагон покидать запрещено. Также немецкие власти обещали никого не выводить из вагона силой (гарантия от возможного ареста).

Из четырех его дверей действительно опломбированы были три, одну, возле тамбура кондуктора, оставили открытой – через нее, под контролем немецких офицеров и Фридриха Платтена (он был посредником между эмигрантами и немцами), на станциях покупались свежие газеты и продукты у лоточников. Таким образом, легенда о полной изоляции пассажиров и глухой «опломбированности» преувеличивает. В коридоре вагона Ленин провел мелом черту – символическую границу экстерриториальности, отделявшую «немецкое» купе от всех остальных.

Из Засница эмигранты переправились на корабле «Королева Виктория» в Треллеборг, откуда приехали в Стокгольм, где их встретили журналисты. Ленин купил там себе приличное пальто и ставшую потом знаменитой кепку, которую ошибочно принимали за фуражку русского рабочего.

Из Стокгольма был тысячекилометровый перегон на север обычным пассажирский поездом – до станции Хапаранда на границе Швеции и Великого княжества Финляндского, все еще входящего в состав России. Границу пересекли на санях, где на русской станции Торнио ожидал поезд до Петрограда…

Ленин старался воздерживаться от всяких компрометирующих контактов; в Стокгольме он категорически отказался от встречи даже с Парвусом. Однако с Парвусом почти целый день провел Радек, ведя с ним переговоры с санкции Ленина. «Это была решающая и совершенно секретная встреча» – пишут в своей книге «Кредит на революцию. План Парвуса» Земан и Шарлау. Существуют предположения, что именно на ней было обговорено финансирование большевиков. При этом Ленин старался создать впечатление отсутствия денежных средств: он обращался за помощью, брал деньги у российского консула и т. д.; по возвращении даже предъявил расписки. Однако, по впечатлению шведских социал-демократов, прося о помощи, Ленин явно «переигрывал», так как шведы точно знали, что деньги у большевиков были. Парвус же после отъезда Ленина направился в Берлин и имел там продолжительную аудиенцию у статс-секретаря Циммермана.

Приехав в Россию, Ленин сразу же выступил со знаменитыми «Апрельскими тезисами», требуя перехода власти в руки Советов.

На следующий день после публикации «Тезисов» в «Правде», один из руководителей немецкой разведки в Стокгольме телеграфировал в МИД в Берлин: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы».

Впоследствии генерал Людендорф писал в своих мемуарах: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправдано, Россию нужно было повалить». Что и было с успехом сделано.

Специально для «Столетия»

Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».